Российская молодежь не видит для себя перспектив, зато все чаще сталкивается с ложью и несправедливостью. Поэтому она начинает бунтовать, отмечает философ Кирилл Мартынов.
«Будущее возможно, если вы найдете себе хорошего патрона. А их на всех не хватит».
О причинах и перспективах «молодежного бунта» в России в интервью «Росбалту» рассуждает кандидат философских наук, редактор отдела политики «Новой газеты» Кирилл Мартынов.
— Участие большого количества молодых людей в воскресных митингах для многих оказалось сюрпризом. Для вас тоже?
— Несколько дней назад, отвечая на вопрос, возможен ли в России бунт молодых, я бы обратил внимание на то, что современная активная молодежь — это прагматики и конформисты. Они готовы приспосабливаться, адаптировать свои действия, чтобы добиться успеха, соответствия образу «хорошей жизни». Наиболее талантливые для реализации этой цели выбирают эмиграцию, в первую очередь — через учебу.
Второй сценарий, более массовый, предполагает интеграцию в современное российское общество. Когда люди становятся старше, им объясняют, как устроена жизнь в России. В итоге они начинают действовать более-менее по тем правилам, которые за них были придуманы формальными и неформальными институтами. Этот путь означает готовность быть конформным к российским ценностям и практикам, существующим в реальности.
Поэтому в моей объяснительной модели бунт был маловероятен. Правда, за несколько дней до воскресенья меня поразило, насколько широко в среде старшеклассников обсуждается расследование Алексея Навального. Но мне казалось, что гражданская уличная мобилизация за этим не последует.
— Почему это все-таки произошло?
— Думаю, молодые прагматики в итоге поняли, что не находят для себя возможности встроиться в ту страну, которую они видят по мере своего взросления. Значительная часть умных и талантливых молодых людей не понимает, как им жить в России и какими взрослыми они должны быть.
Что включает в себя жизненный опыт стремящегося мыслить критически подростка? Он видел, как Россия втянулась в конфликт с Украиной, вокруг которого была развернута невероятная пропагандистская кампания. Он был свидетелем того, как Россия нарушает международное право и за это оказывается под санкциями. Он мог сравнивать, что говорят официальные источники и школа, с тем, что видит вокруг себя, — включая экономические проблемы, затронувшие многие семьи. И вот в эту картину вторгся крупный российский чиновник, который ничего не может сказать на предъявленные ему обвинения.
В результате молодой человек неизбежно фиксирует, что взрослые по меньшей мере лицемерят, а то и вовсе откровенно врут. Все участники воскресных митингов имели возможность в этом убедиться. На улицы городов вышли тысячи людей, были массовые задержания. А федеральные каналы, кроме одного, не сказали об этом ни слова. Если молодой человек что-то слышал про Оруэлла, то это был пример работы его антиутопии на практике.
Поэтому я считаю, что прагматики и конформисты таковыми и остались — просто невозможно быть прагматиком и соглашаться на те условия, которые нам сейчас предлагают.
— Можно ли считать Навального лидером тех, кто в воскресенье вышел на митинги?
— Я не уверен, что он лидер в классическом понимании слова. Вспомните школьника из Томска, который сказал, что дело не в Навальном, а в системе. Думаю, Навального можно назвать лидером в том смысле, что он способен говорить с молодыми людьми на языке, который они готовы слышать и усваивать.
— Правильно ли вообще считать воскресные митинги «бунтом молодежи»?
— Конечно, нельзя сказать, что большинство составляли школьники и студенты младших курсов. Но интерес в возрастной категории 14-20 лет был очень большой. В 2011 году мы же придумали для себя социологическую схему под названием «креативный класс». Если бы мы начали ее всерьез обсуждать и критиковать, то увидели бы множество изъянов. Здесь та же ситуация. По отношению к митингам 26 марта термин «бунт молодежи» условный, но рабочий.
— Не так давно активные молодые люди, особенно в провинции, шли в различные прокремлевские организации. На ваш взгляд, они искренне прониклись идеей или рассматривали участие в этих движениях как некий социальный лифт?
— Я думаю, мотивы были разные. Конечно, определенный процент составляли предельно циничные карьеристы. Но все-таки для большинства это был способ вырваться из двора, школы или даже семьи. Возможность съездить на Селигер и познакомиться с интересными людьми представлялась очень заманчивой, а в рамках их обычной жизни была неосуществима. Однако в итоге люди, которые делали ставку на молодежные движения в качестве инструмента для стремительного карьерного роста, потерпели экзистенциальное поражение. Есть единичные исключения, но у большинства амбиции оказались нереализованными.
Не забывайте, что главной целью таких кремлевских организаций было пресечь уличную мобилизацию. Они создавались после первого Майдана 2004 года в качестве залога, что в случае чего молодежь не пойдет в палаточный городок на Красной Площади, а отправится защищать партию и правительство. С уходом Суркова и сокращением финансирования вся активность на этом направлении была свернута.
— Как после этого поменялась «работа с молодежью»?
— Мне кажется, было решено, что функции сдерживания детей и подростков от всяких политических глупостей может выполнять средняя школа. В результате в нее начали закачивать идеологию и деньги. Похоже, многие видели проблему в том, что школа учит, но не воспитывает. Поэтому за последнее время идеологизация нарастала, появились основы православной культуры и уроки патриотизма. Учителям вменяется в обязанность не просто преподавать предметы, но и промывать мозги.
В итоге эффект оказался прямо противоположным. Но люди, принимающие решения, не могут сделать из этой ситуации корректные выводы. Не удивлюсь, если они решат, что попросту «не додавили».
— На ваш взгляд, каков будет ответ властей на массовое участие молодежи в митингах?
— Высоки риски «Болотного дела-2», которое всех должно запугать. Я думаю, что сейчас решают, насколько оно должно быть масштабным.
Неуголовный ответ возможен в двух видах. Во-первых, я не исключаю идею зарегулировать что-нибудь еще в интернете. По технологическому сценарию вряд ли пойдут — это довольно сложно и дорого. Но могут быть приняты некие законы о запрете пропаганды обхода блокировок сайтов. Для этого много ума не надо. Также можно предложить не пускать в соцсети детей младше четырнадцати лет, то есть разрешить доступ только по паспорту.
Кроме того, могут поступить новые предложения от министерства образования. Министр Ольга Васильева считает, что у нас растет недолюбленное поколение. И мне кажется, что в ее представлении «полюбить» означает облагодетельствовать школьников идеологией: рассказать еще больше о патриотизме, православии и вреде протестных движений. Но это стремление подкрутить гайку довольно опасно и бессмысленно.
— А куда, помимо соцсетей, сейчас может пойти активная молодежь?
— Выбор, вступать в прокремлевские молодежные организации или нет, фактически не стоит. Ассоциировать себя с государством стало сложнее на любом уровне. Стороннику нынешней государственной власти придется поддерживать конфликт с Украиной, военное вмешательство в разных частях света и очень странную экономическую политику. В общем, надо принимать на себя очень много обязательств.
Некоторые мои знакомые сейчас говорят, что «при Суркове-то порядок был». Но, по большому счету, это просьба дать им денег, чтобы они сделали все как раньше. Однако мне кажется, что как раньше уже точно не будет. При всех недостатках кремлевской политики десятилетней давности тогдашний Кремль до уровня нынешней пропаганды и конфликта с соседними государствами не опускался, хотя уже после Грузии в 2008 можно было ставить вопросы. Не получится отменить все, что случилось за последние годы, и сказать: «давайте просто займемся молодежной политикой и отвезем всех на Селигер».
Сейчас государство предлагает подросткам, например, записаться в Юнармию и штурмовать модель Рейхстага. Но такой тип мобилизации молодежи далеко не всем подходит и не может быть таким массовым, как к этому когда-то стремились.
Я думаю, что большинство молодых людей понимают, что идти им сейчас, в принципе, некуда. Года три назад меня попросили в одном из городов Подмосковья провести с девятиклассниками беседу о выборе профессии. Я спросил, как они видят будущее. Все хором сказали, что самое главное в жизни — это классно устроиться и найти кого-то, кто тебя куда-нибудь пропихнет. В качестве завидного примера один из ребят вспомнил знакомого, которому родственник поспособствовал при поступлении в Университет нефти и газа. Его одноклассники согласились, что это однозначно большая удача.
Также среди опций, доступных простым людям, они выделили службу по контракту в армии, где-нибудь на Севере. Да, жить там непросто, но платят хорошо. Правда, этот разговор был еще до начала сирийской операции.
Совсем идеальный вариант — вписаться каким-то образом в ряды ФСБ, потому что в российском контексте это несомненный успех.
В 1990-е годы шутили, что в той ужасной социальной реальности все мальчики хотели стать бандитами, а девочки — проститутками. А сейчас получается, что для простого девятиклассника идеальная жизнь — записаться в силовики. Если не удастся, то ты пополнишь ряды людей второго класса, которых давят на дорогах, которые беззащитны перед судебной системой, с которых постоянно вымогают взятки. Одним словом, будущее возможно, если вы найдете себе хорошего патрона. А их на всех не хватит. Мне кажется, что перспектива такова.
— После воскресных митингов многие завсегдатаи «Фейсбука», который в России считается прибежищем интеллектуалов и главной оппозиционной соцсетью, заявили, что теперь обязательно заведут страницу в «ВКонтакте» — хотя раньше относились к этой сети весьма пренебрежительно. Попытка наладить диалог с молодежью таким способом может к чему-то привести?
— Здесь надо учитывать, что молодые люди ведь тоже «стареют», начинают читать серьезную аналитику и переходят на площадки, связанные с респектабельным суждением. В этом смысле время играет на нас, «стариканов». Молодежь рано или поздно нас заметит. Но, с другой стороны, на смену придет новое поколение, которое в очередной раз будет непонятым. Это нормальная жизненная ситуация — с одним, правда, замечанием. Мы привыкли к тому, что разные поколения читают, слушают и смотрят разное. Но раньше это происходило на одних и тех же площадках. Все читали газеты, слушали радио и ходили в кино. Особенность современной медийной ситуации состоит очень высокой сегментации. Каждое поколение выделяется не только любимой рок-группой, но и набором медиа-платформ и каналов.
Например, есть соцсеть «Одноклассники». Аудитория у нее больше, чем у русскоязычного «Фейсбука». При этом мы понятия не имеем, что там происходит и что обсуждают. «Фейсбук» в течение пяти лет считал себя «царем горы». Многим казалось, что так будет всегда. Мол, я занял командную позицию на холме и оттуда «отстреливаюсь» по всем, потому что самый умный и перспективный. Мы действительно засиделись в «Фейсбуке». Но то, что сейчас люди массово стали заводить страницы «ВКонтакте», напоминает классическую ситуацию «задрав штаны, бежать за комсомолом». Проблема в том, что «комсомол» сейчас очень быстро бегает, притом абсолютно непонятно, в какую сторону. Зарегистрировавшись в «Вконтакте», вы ничего нового на самом деле не узнаете. Молодежь сейчас рассредоточена по целому ряду площадок, включая мессенджеры и Youtube.
Так что нам всем надо жить в этой новой медиареальности, где каждое поколение предлагает разные способы получения информации и ее обсуждения. К каким социальным последствиям это может привести — вопрос открытый.
— В соцсетях была затронута еще одна интересная тема. Люди, чья молодость пришлась на конец 1980-х и начало 1990-х, вспоминали, что были на месте сегодняшней молодежи и также требовали перемен. Но когда они наступили, оказалось, что все ждали совсем другого. И сейчас, мол, протестующая молодежь тоже хочет изменений, но никто не может сформулировать, каких именно. Такой упрек обоснован?
— Подобного рода риторика, на мой взгляд, исходит из позиции ресентимента. Возможно, те, кто так говорит, не прочь вернуться в свою молодость. Но такой возможности нет, и они пытаются вразумить нынешнюю молодежь. С этим ничего нельзя сделать. Как я уже упоминал, многие мои ровесники возмутились, что кто-то там вышел бунтовать, — мол, жизнь-то только стала налаживаться. Когда мы ходили на Болотную — это было нормально. А когда бунтует кто-то другой — непорядок.
Здесь важно обратить внимание, что как массовое явление соцсети существуют лет 10-15. Те, кто пришел в них первыми, были молодыми, перспективными и классными. Сегодня мы впервые в истории человечества наблюдаем старение online. И такие посты прекрасно вписываются в эту конструкцию.
— А все-таки участники воскресных митингов понимали, за что, а не против чего они выступают?
— Я думаю, они искали справедливости. Если бы Медведев как-то отреагировал на обвинения — пообещав, например, «встретиться в суде», — возможно, реакция была бы другой. А на практике получилось, что претензия сформулирована, но повисла в воздухе.
На днях «Левада-центр» опубликовал результаты опроса, согласно которому 67% россиян считают, что Путин связан с коррупцией или по меньшей мере несет за нее моральную ответственность. Это плохо вяжется с пресловутыми 86%. Мне кажется, что именно из этих вещей и формируется общественный перелом. Он не происходит сразу. Но в какой-то момент все понимают, что дальше терпеть издевательство над людьми уже неприемлемо. И тогда справедливость становится весьма существенной социальной и политической целью.
Беседовала Татьяна Хрулева
Источник:
