Массовый расстрел в забайкальской части представители Минобороны сразу после случившегося объяснили «нервным срывом», связанным исключительно с личными обстоятельствами срочника Рамиля Шамсутдинова, а не с прохождением службы. В среду в СМИ разошлись слова солдата, которые он якобы сказал на допросе, о том, что ему угрожал изнасилованием младший офицер и таким издевательствам раньше подвергались другие срочники. Позднее отец Шамсутдинова, встречавшийся с сыном, подтвердил, что и ему на такую угрозу Рамиль намекал, сказал, что его довели до крайней точки и он жалеет лишь о том, что убил двух случайных солдат. В Минобороны категорически опровергают возможность существования тюремных порядков в армии и называют информацию «вбросом». Представитель «Комитета солдатских матерей» заявила, что вообще никакой дедовщины сегодня в армии нет. Другие правозащитники считают иначе.
Валерия Приходкина, правозащитник:
«Сегодня „Офицеры России“ и некоторые комитеты солдатских матерей превратились в ГО НКО — государством организованные некоммерческие объединения, которые служат не людям, а интересам государства. Их спонсируют, кормят, тянут во всякие общественные советы, комиссии, палаты. Но поскольку они обслуживают исключительно интересы государства, то и не видят нарушений. Поэтому с проблемами люди обращаются к правозащитникам.
Я уже бесконечно давно занимаюсь вопросами дедовщины и вижу, что никуда она не девалась, а такие случаи происходят с системным постоянством. Более того, лицо дедовщины стало страшнее. Государство платит по 5 млн рублей за каждого убитого в армии — поэтому молчат многие семьи. Их устраивает, что жизнь в армии оценивается в эту сумму.
Проблема дедовщины стала даже серьезнее, чем во времена двухлетней службы в армии. Сегодня в армии нет „молодых“ и старослужащих, а есть те, кто унижает, и те, кого унижают.
Причиной происходящего стали все эти „реорганизации“ и реформы, которые уничтожили институт офицеров — тех, кого специально обучали работе с пацанами-призывниками, кого обучали педагогике и психологии. Сейчас этих офицеров нет, их заменили контрактниками. Но кто идет на контракт? Люди без образования. Выпускники детских домов, кто не успел попасть в тюрьму. Деревенские мальчишки, которым некуда возвращаться — дома у них работы нет, жилья нет, перспективы нет. Они остаются на контракте с большим удовольствием и верховодят в армии.
Я прочитала уже рассказы этого мальчика, Рамиля Шамсутдинова, о том, что его обещали „опустить“. Эти слова — это бандитские, „воровские“ термины. Именно армия у нас является хранителем „воровских традиций“. Что в ГУФСИНе все держится на „воровских понятиях“, что в армии. Да даже в тюрьме нет такого, что происходит в армии.
Надо возвращать настоящих офицеров в армию — обученных, таких, чтобы они были социально обеспечены, имели семью, чтобы служба была для них работой на всю жизнь. А не таких, что приходят на два года на контракт, чтобы наворовать и уехать в свой аул или в деревню. Только тогда будет порядок».
Елена Мохотаева, председатель Липецкого отделения «Комитета солдатских матерей России»:
«Произошедшее в Забайкальском крае я расцениваю как казарменный бандитизм. С жалобами на подобные случаи, как в Забайкалье, мне не приходилось сталкиваться, хотя дедовщина есть, пусть и не такая, которую раньше приходилось видеть.
Много жалоб и обращений было, когда срок военной службы составлял два года. Когда срок службы сократили до года, то не стало „старослужащих“. Теперь больше всего жалоб поступает на младший офицерский состав и особенно на контрактников, которые сами еще вчера были призывниками. Бывают превышения полномочий командирами, когда они по семь раз в сутки заставляют солдат мыть полы. Призывники жалуются на оскорбления, моральные унижения и вымогательство.
Ситуация в части зависит прежде всего от офицерского состава. Бывают такие офицеры, которые не соответствуют своему званию, как бы резко это ни звучало. Несколько лет назад, например, было очень много жалоб из военной части 12-го главного управления Минобороны у поселка Чебсара в Вологодской области.
Разрешить проблему можно ужесточением контроля старших офицеров над младшим офицерским составом и контрактниками. Должны работать заместители командиров по военно-воспитательной работе. Из тех войск, где такая работа ведется на должном уровне, жалоб поступает меньше всего: например, из военно-космических сил.
Служившие в Кантемировской дивизии до сих пор вспоминают исключительную дисциплину, которая была при полковнике Николае Климанове. Он и с офицеров много требовал, и солдаты были благодарны за порядок в дивизии. А если нет дисциплины, то не будет и порядка в военной части».
Алла Власова, председатель Брянской общественной организации «Комитет солдатских матерей»:
«Главный, кто виноват в „забайкальском деле“ — это непосредственный командир. По-видимому, тот самый, что и погиб. Если командир работает четко и правильно, то такого никогда не случится. А если он начинает гнобить солдата, то, конечно, у того могут не выдержать нервы. Вот и в Забайкалье парня довели.
Когда министром обороны стал Сергей Шойгу, то первые два года было заметно, что стало больше требовательности и строгости. Мы, солдатские матери, можно сказать, отдыхали. Но потом опять на смену строгой дисциплине пришла расхолаженность. Я об этом и в отделе дисциплины Главного военно-политического управления сказала: обратите внимание, что происходит… Если раньше мы, звоня в какую-то часть, встречали понимание военного начальства, и нам обещали разобраться со всеми жалобами, то теперь ответы опять стали в духе: «…Ну, кто там еще нюни распустил и мамочке пожаловался».
Не бывает плохих солдат, бывают плохие командиры. Поэтому усиливать требования надо к командирам, к офицерам младшего состава, к контрактникам, которые работают с военнослужащими по призыву».
Дмитрий Ремизов
Источник:
