«В мозгах сегодня происходит нечто, не укладывающееся в голове».
В прошлом году самой продаваемой классической книгой в России стал роман «1984» Джорджа Оруэлла. За месяц раскупили и весь тираж первой «русской биографии» писателя — книгу Вячеслава Недошивина «Джордж Оруэлл. Неприступная душа», в которой автор пытался понять, как этот человек оказался «настолько впереди своего времени, что мы лишь сейчас догоняем его — да и догоняем ли?..»
— Почему вы назвали книжку «Неприступная душа»?
— Начну с того, что в нашей стране этого писателя не знали и не знают до сих пор. В России до 2000-х годов он был известен как автор сказки «Скотный двор» и романа «1984». Хотя у него пять романов, 12 томов публицистики, которая частично переведена на русский, но до сих пор это никого особо не интересует. Мало того, российские читатели уверены, что его произведения — это исключительно про СССР.
— Разве не так? Тот же «Скотный двор» — просто калька сталинской системы.
— С одной стороны, да — там есть вещи прямо узнаваемые. Например, помните эпизод, когда взорвалась мельница на скотном дворе и все животные бросились на землю, кроме Наполеона? В первоначальной версии Оруэлл писал: все животные бросились на землю, и Наполеон тоже. А потом он узнал, что Сталин из Москвы в октябре 1941 года все же не уехал, и поправил фразу. После смерти писателя эту книгу назовут на Западе баллистической ракетой холодной войны.
Но, с другой стороны, это повесть о жесткой тоталитарной системе. Мало кто знает, что уже в конце пятидесятых в Англии, в мультфильме по этой сказке изменят финал под предлогом, что зритель не любит несчастливых концовок. Допишут, что хозяин «Скотного двора» — убийца и угнетатель фермы Джонс — возвращается, и все звери кричат «ура!», то есть «радуются» уже удвоенному угнетению: и от свиней, и от бывшего хозяина.
— Я думала, подобное только у нас возможно. Помню, несколько лет назад в одном из московских детских театров переписали сказку о Чиполино: там овощи не устраивают революцию, а приходят к принцу Лимону и убеждают его, что о них тоже надо заботиться. Принц обещает им свободу, все радуются и обнимаются.
— Люди везде так устроены — хотят позитива. Если сразу после войны «Скотный двор» внесли в школьные программы Америки и Англии, то сегодня на Западе пишут, что надо бы убрать эту сказку из школ, ибо она «потеряла актуальность». Ведь и их читатель видит в жизни, что «все животные равны, но некоторые — равнее…» В 2013 году «Гардиан» провела опрос, кого Оруэлл изображал в своих антиутопиях. 89% англичан сказали: это про нас, нынешних, мы все его мрачные фантазии сегодня видим воочию.
Мне, как одному из переводчиков этого блистательного и, уверен, бессмертного произведения, остается только подивиться дальнозоркости писателя… Он ведь был и умер убежденным социалистом, хотя ни британские социалисты и коммунисты, ни советские на дух его не переносили… У него был, представьте, свой «социализм» — на особицу. Он всегда был третьим в споре двух. «Я существо не стадное», говорил он.
— Вы ожидаете нападок на вашу книгу как со стороны коммунистов, так и со стороны либералов. Но почему?
— Радикальным либералам книжка не понравится по той простой причине, что Оруэлл для них — икона борьбы с коммунизмом, и они не хотят знать, что это, мягко говоря, не совсем так. Коммунисты и обыватели, поддерживающие власть, и сегодня уверены, что он враг страны и подлый клеветник. Оруэлл даже спустя почти 70 лет после смерти остается в одиночестве, и в этом смысле он тоже неприступен. Как он говорил: «Если ты в меньшинстве — и даже в единственном числе, — это не значит, что ты безумен. Есть правдa и есть неправда, и если ты держишься правды, пусть наперекор всему свету, ты не безумен…»
— Интересно, а если бы Оруэлл жил в России нашего времени, он бы тоже оказался третьим в споре двух лагерей?
— В одной из статей Оруэлл говорит, что пишущего интеллектуала пугает не цензура государства или жесткого владельца издания — его пуще огня страшит осуждение своего круга, своих единомышленников. Именно эту «интеллектуальную трусость» презирал писатель. Он считал: если вы работаете в газете и не согласны с ее линией, вам рано или поздно все равно придется или уйти из газеты, или заткнуться со своим мнением. Разве сегодня мы не наблюдаем это повсеместно?
Окажись Оруэлл в современной России, думаю, ему было бы чрезвычайно сложно найти здесь свое СМИ. Черно-белая журналистика, журналистика «лагерей единомышленников», а особенно «лагерей победителей» была ему отвратительна. Все его книжки — и романы, и публицистика — проходили со страшным скрипом. Ему всегда приходилось искать тех, кто сможет их опубликовать в данный момент. Его хороший друг Ричард Рис назвал книжку о нем «Беглец из лагеря победителей» — если побеждала какая-то сторона, он сразу начинал ее критиковать.
Так что не знаю, как бы он выжил в современной России. Тем более что, как и в Англии своего времени, он наверняка был бы в гуще драки за Справедливость. Именно так — с большой буквы.
— В какой из стран его мрачные фантазии сбылись наиболее наглядно?
— Фашизм многолик. Тоталитаризм многолик. Конечно, Оруэлл, живя в первой половине XX века, в первую очередь имел в виду диктатуры нацистской Германии и СССР. Но фашизм жив и сегодня, просто приходит не в коричневых или черных рубашках, а в модных кроссовках и футболках со смайликами.
Оруэлла, кстати, спросили при жизни: кого вы изобразили в романе «1984» (роман был издан в 1949-м, а писатель умер в январе 1950-го)? «То, что действие происходит в Англии, лишь подчеркивает, что англоговорящая раса не является лучше любой другой и что тоталитаризм, если против него не воевать, может победить в любом месте…», — ответил он. Стопроцентный американизм, по его словам, — это тоже фашизм. Думаю, это его ответ на ваш вопрос.
Мне лично кажется, что сегодня происходит некая диффузия западного и восточного обществ, они входят одно в другое, становятся похожими. Как существует множество «социализмов» (христианский, с «человеческим лицом» и без оного, китайский, шведский, даже «аристократический», если по Бердяеву), так существует и множество явлений тоталитаризма. Но в его основе всегда лежит угнетение обычного рядового человека и усечение его прав.
— В своей книге вы пишете: «Уэллс считал, что базу тоталитаризма составляют темные, малограмотные люди с преобладанием животных инстинктов — Оруэлл утверждал, что именно интеллектуалы восприимчивы к тоталитарной идеологии…» Но почему Оруэлл, рожденный в аристократической семье и учившийся в Итоне, так не любил интеллектуалов? И с кем из писателей согласны вы?
— Я согласен с Оруэллом. Он считал, что единственная надежда — на простых людей. В романе «1984» Уинстон Смит перед самым арестом смотрит в окно, где «широкозадая баба развешивает белье, свое вечное белье». По всему миру — в Бирме, Лондоне, Москве — всюду есть эти бабы, которые стирают и развешивают белье. И при этом еще и поют. И вся надежда героя Оруэлла только на этих людей, которые «рано или поздно поймут собственное значение».
А про интеллектуалов он прямо писал: при определенных условиях они займут сторону фашизма. Интеллектуалы не слышат правды, кроме своей собственной. Раз и навсегда составив мнение о чем-то, они будут стоять за эту свою правду, отбрасывая все остальные. Истина в будущем обществе перестанет кого-либо из интеллектуалов даже интересовать — вот главный страх Оруэлла. Их будет интересовать лишь своя власть над обществом. Но люди, которые хотят навязать комплект реформ «тупому быдлу», только называют себя социалистами. Как только они приходят к власти, появляются Наполеон со Снежком и опять говорят: «Все равны, но некоторые равнее».
— В 1984 году англичане подсчитали, что из 137 пророчеств Оруэлла сбылись на то время 100. Сегодня —уже больше. Например, Оруэлл, в том числе, описал и стокгольмский синдром.
— Да. Оруэлл отмечал: если рядом нет никого, кроме палача, рано или поздно начнешь любить палача. Это и есть главный признак стокгольмского синдрома.
Что сбывается по большому счету? Свертывание демократии — это происходит сейчас во всем мире, куда ни взгляни. Власть коллективного олигархата, для которого не важны границы. Поиск и навязывание внешних врагов — того же «мирового терроризма», опасность которого, на мой взгляд, сознательно преувеличивается. Всеобщая тотальная слежка за людьми, когда мы для государства «как на ладони». Контроль над прессой, переписывание истории в угоду правящим идеологиям, двоемыслие — читай «двойные стандарты», оскопленное искусство, «новояз», когда вскрик «вау» означает у молодежи и «да», и когда надо — «нет». Тут даже комментировать нечего…
— Но это трудно назвать предсказаниями. Все эти явления были и в его время, а в наше просто приняли другие формы, ну и современные технологии подтянулись.
— Не совсем так. Оруэлл по крупицам современных явлений зорко предвидел будущие тенденции развития общества, которые ныне воплощаются всюду. Он написал свою антиутопию в 1948 году. А в 1932-м вышел роман Олдоса Хаксли «О дивный новый мир». Интересно сравнить эти представления о будущем. Итак, Хаксли считал, что правда утонет в море бесполезного информационного шума, то есть исчезнет. Оруэлл говорил, что правду будут скрывать от населения, и оказался прав. Хаксли писал: нас погубит то, что мы любим, рисуя будущее счастливых идиотов, общество дураков. Оруэлл писал: нас погубит то, что мы ненавидим. Время от времени я залезаю в соцсети и вижу, как многократно возрастает ненависть. Даже среди интеллигентных людей. Слова «мразь», «гнида», «сдохни» стали нормой. Добрый взгляд на вещи кажется архаизмом. Люди не расположены друг другу. Вот где они — «двухминутки ненависти» в чистом виде.
— Соглашусь. К агрессии, которой полно на федеральном ТВ, я уже привыкла. Но меня потрясает, когда и оппоненты власти, приверженцы демократических свобод и прав человека, доходят до того, что начинают желать тем, кто не с ними, страшных болезней или мучительной смерти.
— В мозгах сегодня происходит нечто, не укладывающееся в голове. Помните замечательную мысль Григория Померанца: дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое правое дело? Мы сегодня это наблюдаем воочию: пусть они умрут, потому что иначе думают. Так антифашизм оборачивается фашизмом.
— Был ли Оруэлл верующим?
— Нет. С таким же отвращением, как к капитализму и коммунизму, он относился и к религии. Точнее, как и Лев Толстой, хорошо видел лживость иерархов. Ему страшно нравилась фраза Махатмы Ганди: святых надо считать виновными, пока не доказана их невиновность. И я с ним согласен: вы сначала докажите, что вы святые, а потом требуйте поклонения. А вот Ганди, который чистил нужники «неприкасаемых», был для Оруэлла авторитетом.
Эрик Блэр (настоящее имя писателя) и сам все время пробовал жизнь на зуб, на горб, на смысл. Он был писателем и борцом, или борцом и писателем. Редкое качество для романиста — рядом с ним и поставить-то некого. На три года уходил к нищим, бродягам и бомжам, ночевал на площадях и под мостами Лондона, хотя мог жить в тепле и уюте у родителей, работал посудомоем в Париже, спускался в шахты горняков в беднейших районах страны и воевал в окопах Гражданской войны в Испании, где получил фашистскую пулю в шею. Просто человек, свалившийся с Луны. Таких не встречают в жизни, пишу я, а натыкаются — как на стену. И лишь потом, набив синяки и шишки начинают думать: что же это было? Причем натыкаются и ныне — в библиотеках, в книжных магазинах, в общественных дискуссиях.
— Прошло 70 лет после смерти Оруэлла, а его антиутопия все еще актуальна. Или вообще вечна?
— Изучая антиутопии (еще в 1985 году я защитил диссертацию на эту тему), я много занимался проблемой полагания идеалов. Люди всегда мечтали о светлом будущем, представляли, каким оно должно быть. Даже называли даты. Но пока человечество шло к этой умозрительной дате, сами идеалы менялись — либо дополнялись, либо отбрасывались. Ну, допустим Компанелла, описывая свой Город Солнца, предлагал толстых женить на худых, умных на глупых и так далее. Если бы все это осуществилось, был бы фашизм покруче германского.
Идеалы имеют свойство меняться по мере стремления к ним. Говорят, цель оправдывает средства. Но разве иные средства не корежат и саму цель? Да и потом, человечество, к сожалению, устроено так, что изменения к лучшему происходят страшно медленно. Черчилль смешно сказал про американцев: американцы всегда находят единственно верное решение после того, как испробуют все остальные. Так и все человечество — оно найдет верное решение, но, увы, далеко не сразу. Главное — не скатиться бы окончательно во всемирный «орвилаж», которого так опасался герой моей книги. Мы предупреждены им, а значит, как говорится, вооружены.
Беседовала Виктория Волошина
Источник:
