«Наших инструкторов называют просто: армия добра». Прекрасная жизнь после спорта
Вы точно в курсе: несколько лет назад телеведущий Сергей Белоголовцев затеял, возможно, самый необычный благотворительный фонд из тех, что работают в России. Он называется «Лыжи мечты» и занимается тем, что лечит больных детей с помощью горных лыж. К ним часто заходят знаменитые гости: однажды защитник ЦСКА Сергей Игнашевич затащил на склон своих друзей, и это был редкий случай, когда что-то, связанное с сегодняшней сборной России, от души плюсовали на Sports.ru.
Помимо гостей, которые приходят громко, но эпизодически, в «Лыжах мечты» есть и постоянные сотрудники. Один из них – Олеся Алиева. В середине нулевых она была сильнейшей российской горнолыжницей и однажды заезжала в призеры этапа Кубка мира. Сейчас ее основная работа – лыжный инструктор, но учит она не обычных людей, а тех, кому спускаться с горы особенно страшно, больно и тяжело.
Юрий Дудь встретился с Олесей и узнал, как так получилось.
Олеся Алиева – вторая справа
– Я до сих пор помню свой первый день на склоне – было жутко страшно. Вы свой – помните?
– Первый – нет. Зато хорошо помню: когда мне было лет 9-10, я жила в Магадане и по выходным мы очень много катались по лесу – сейчас бы это назвали фрирайдом. В выходные ставить трассы для секции не разрешали, потому что было много туристов – у нас было свободное катание. В лесу мы и прыгали, и забирались на обычные трамплины – они стояли метрах в 500 от нашей горнолыжной школы. Там проволокой было огорожено: на санках и обычных лыжах кататься нельзя. Мы проволоку убирали, ставили своих людей – и прыгали. Самым большим был 40-метровый трамплин – кривой, косой, деревянный. Сделан он был как вышка – когда мы на него забирались, ветер дул и все это дело качалось из стороны в сторону. Хулиганили.
– Как вы не ломали ноги?
– Мы уже два-три года катались по лесу, прыгали по буграм – мы были подготовлены. Плюс тренеры на эти трамплины водили – начинали с маленьких, потом учились большому.
– Вы родились и росли в Адыгее. Как вы попали в Магадан?
– У меня в свое время еще дедушка уехал туда на заработки. Там жила моя тетя, а моя мама курсировала между Магаданом и Адыгеей. Потом решили: город, перспектива. И переехали.
– «Магадан – перспектива» – классно звучит.
– Ну в Адыгее мы вообще в поселке жили. Хотя это и поселок городского типа, причем весь такой горный, весь такой туристический. Я выросла в туристической тусовке: горы, походы, лошади – на лыжи меня поставили в 4 года еще в Адыгее. Мы поехали в Магадан в гости, а потом спортивная школа засосала. И остались мы там больше не из-за общеобразовательной, а из-за спортивной школы.
Серьезных морозов я не помню, но снега – много. Бывало, утром просыпаешься, а из подъезда выйти не можешь – до половины он завален снегом. И это было счастье! Занятия отменяли, можно было не идти в школу.
– В Охотском море вы купались?
– Конечно. Да, холодное. Самое теплое – градусов до 19 оно прогревалось. Но мы купались, когда оно было от 12 до 16 градусов. Не то чтобы мы прямо плавали – но окунались, чуть-чуть плыли и выскакивали. Зоны? Они же не в черте города – они больше на Колыме. Когда выезжаешь на трассу, ощущения такие есть. В городе – нет. Очень много интеллигенции, потому что ссылали в Магадан, понятно, кого. Образованные, ни разу не деревенские люди. И когда я приезжала из Магадана, например, в Краснодар, разница чувствовалась сразу.
В 18-19 лет меня пригласили в Москву. Переезд не был шоком. Я постоянно приезжала на соревнования. Плюс я к тому моменту и за границей была. Например, на Аляске. Из Магадана туда очень удобно было добираться – прямой рейс, 4 часа и ты там. Аляска – это отдельная история, там очень классно. Во-первых, климат невероятный: это Камчатка, но еще мягче. Много снега, красивые горы. Во-вторых, по уровню жизни – другой мир. Только представьте: 90-е годы, разруха, вонючие аэропорты, а тут ты попадаешь на другую планету. Аляска отличается даже от остальной Америки – это нефть и это уровень невероятный. Там идеально чисто – либо снег, либо асфальт, либо травка, либо камушки. Когда я только вошла в аэропорт, у меня был шок: везде – ковры, и невероятный запах – какой-то имбирно-сладкий. Главное впечатление от горнолыжных курортов – извините, туалеты. На наших горках – деревянные и очень грязные строения, там – подогреваемые полы и белая плитка. У нас сейчас в Москве все освещено, а там это было уже 20 лет назад. Все дома красивые, все блестят и сверкают.
* * *
Времена Алиевой-спортсменки – это времена, когда по склонам гоняли Яница Костелич, Михаэла Дорфмайстер, Аня Персон, Соня Неф, Хильде Герг и другие европейские звезды (великая американка Линдси Вонн уже была в туре, но только училась побеждать), а комментировал всю эту красоту на телеканалах «НТВ-Плюс» в том числе Владимир Маслаченко.
С лучшими горнолыжницами в истории России – Светланой Гладышевой (серебро Олимпиады-1994) и Варварой Зеленской (4 победы и 9 еще подиумов на этапах Кубка мира) Алиева пересеклась ненадолго. Гладышева завершила карьеру в 1998-м, Зеленеская – в 2002-м и Алиева надолго осталась единственной участницей Кубка мира от России.
Главная ее победа случилась в 2000-м – на этапе Кубка мира в швейцарском Ленцерхайде она разделила третье место с австрийской Ренатой Гетшль.
– 5 марта 2000 года – как прошел этот день?
– Все завалило снегом, он шел, шел и шел. В итоге тот старт, который должен был быть у нас накануне, отменили. На следующий день мы проснулись: все снова завалено снегом, синее небо и солнце. Это был заключительный старт, ощущение конца сезона: «Все, сейчас добьем – и отдыхать». На трассе был мягкий снег – он не такой скользкий, он более пористый и тормозящий. Не знаю, что сервисы намутили, но наш, видимо, все продумал. Вся элита стартовала до 30-го номера, весь Кубок Европы – с 30-го по 45-й. Когда поехали первые номера, трасса была не раскатана. Те, кто поехали после 20-ки, стали накатывать, а тридцаткой как поехал наш Кубок Европы! Что ни проезжает – выигрывает. Что ни проезжает – выигрывает. На старте пошла эйфория. Это состояние всех подзавело: весело, все наши с Кубка Европы побеждают. Настроение плюс форма, плюс лыжи попали в масть – все это и привело к третьему месту. Первая мысль: наконец-то, все сложилось. Мне всегда чего-то не хватало. То я в хорошей форме сойду с трассы, то я в хорошей форме ошибусь, то погоды нет. А тут наоборот все было в мою пользу.
– Самый необычный человек в горных лыжах, которого вы застали?
– Кристиан Гедина, итальянец. У него очень тяжелая судьба, но он очень веселый, очень позитивный. Он не самый великий горнолыжник, хотя выигрывал и этапы Кубка мира, и медали чемпионатов мира. Но он – невероятный. Однажды когда он выступал, вдоль трассы за ним бежал олененок. Такого ни с кем не случалось – а с ним случилось. Еще – в Китцбюэле огромная скорость, одна из самых сложных трасс, и финишный прыжок там очень тяжелый – и физически, и технически. Так вот на скорости 140 км/ч он в этом прыжке сделал поперечный шпагат! Сделал, приземлился и поехал дальше. Кристиан – это фан.
Ну и Боде Миллер, все знают, что он космический. Один раз, почти на старте, у него отстегнулась лыжа и он почти всю трассу проехал на одной ноге.
– Вы несколько лет катались по миру с Варварой Зеленской. Какая она?
– Это невероятно работоспособный человек, идущий к своей цели. Она всегда мне говорила: «Олеся, надень глухую шапочку – и иди». Я не видела человека, который мог бы работать больше, чем она. У нас было две противоположности: общаться легче мне было с Гладышевой, но работоспособность Вари меня поражала. Света брала талантом, у Вари такого таланта не было, она брала целеустремленностью. Еще она умела скользить невероятно – как сейчас Линдси Вонн скользит. Работа, тренировки, трасса. Она и сейчас работает на полную. Она вышла замуж за француза, у нее двое детей, она живет в Куршавеле и работает инструктором. Очередь к ней расписана на год вперед.
Мне грустно, что ее чуть-чуть забыли. Понятно, что у нее сейчас все хорошо: семья, муж, дети. Но она очень яркий человек и запросто могла бы сделать в России большую карьеру – хоть на телевидении, хоть где угодно.
Варвара Зеленская
– Почему она так и не выиграла олимпийскую медаль?
– Все проблемы нашего горнолыжного спорта – психология. Я это не застала, а когда Варя начинала выступать, с ними ездил специальный человек из партии, который наставлял: «Должны! За партию! За родину!». На мой взгляд, их сильно зажали.
Сейчас проблемы те же. Мы не можем свободно выйти и спокойно сделать то, что умеем. Мы наперед думаем: а что будет, если я не покажу результат? Спортсменов из других стран по-другому воспитывают. Американцы вообще идут в горные лыжи не за результатом – они идут делать дело, которое им нравится. У нас дети с 8 лет – на соревнованиях. У меня свой клуб в Крылатском, родители часто приходят: «Мы хотим на соревнования». А ездят еще в обучающем плуге! Вам надо ставить технику, скользить учиться, накатывать. «Нет, надо на соревнования! Мы уже готовы». Эта тенденция – надо победить, надо получить разряд; тренеру тоже надо, чтобы ребенок получил разряд и была зарплата. Гонка, гонка, гонка за результатом. Она не дает нам драйва, не дает нам тусовку, не дает возможность кататься. А детям на начальном этапе надо: техника, координация и скольжение. Соревнования должны быть не для победы, а для фана. Проехал – классно, выиграл – замечательно, не выиграл – пошли дальше. В Европе, Америке такая тенденция, они начинают соревноваться серьезнее только в 13-14 лет.
И когда спортсмен приходит в сборную России, он уже зажат. Шаг в сторону – побег. На старт он выходит не с праздником, а со стрессом. Он деревянный, он потратил всю энергию и не дает результат.
– У вас третье место на Кубке мира-2000 так и осталось единственным. Почему?
– По той же самой причине. Хотя моя психология – это отдельная история. Даже сейчас в некоторых ситуациях я не могу себя эмоционально собрать. И давление, и ощущение, что я должна делать все лучше всех. Физически я была очень сильная. Техники не хватало, но были скольжение, целеустремленность и фанатизм. Я фанат горных лыж до сих пор – обожаю все, что с ними связано. Когда попадала в команду, техника была очень слабая. Мой тренер – сейчас он президент федерации – сказал: «Зато смелая». Было много тренеров, которые говорили: «Зачем? Техники нет, телосложение не горнолыжное, вообще ни о чем». «Смелая. Беру».
– Вы страдали, что в Кубке мира не идет?
– Конечно! Это была прям проблема, прям разочарование. Я и ушла из-за этого. Я же еще одна была. Моя подруга Настя Попкова сильно травмировалась, Варя Зеленская закончила, осталась я одна. И под этим грузом ответственности я так устала, что было недалеко от того, чтобы обращаться к специалистам. Чемпионат России для меня был не мотивацией. Я приезжала, чтобы что-то было: подтвердить уровень, заработать очки.
В 2004 году у меня была травма, она меня очень сильно сбила. Я пропустила год – и все, у меня случился большой провал; те, кого я обыгрывала, стали уходить вперед. Ощущение, что ты не можешь сделать то, что должен, просто убивало. Мы договорили с тренером: если на Олимпиаде в Турине не попадаю в 15, то мы заканчиваем – потому что дальше нет смысла. В гиганте все было, чтобы попасть в 15: и хороший номер, и подготовка, и технически подтянулась. Но не сложилось. Я оптимистичный фаталист – с оптимизмом принимаю то, что случилось. Хотя в Турине я расстроилась сильно. Я не финишировала: не попала в ворота. Был такой Люк Альфанк – очень известный французский горнолыжник, который потом участвовал в автогонке Париж – Дакар. Я рыдала на финише, а он подошел: «Да ладно, все будет нормально». Ага, я-то понимаю: «Вот именно сейчас моя карьера закончилась».
Закончилась ни туда, ни сюда: вроде в России осталась непобедимой, а в мире так и не догнала остальных.
Ну, как есть. Зато у меня замечательный муж, замечательные дети и совершенно неизвестно, как все сложилось бы, если бы я продолжала. Я закончила. Это многих удивило, но я закончила.
* * *
– Чем вы занимались, когда закончили?
– Год отдыхала. Я уже встречалась со своим будущим мужем – он ждал меня в Магадане. Я уехала домой, отдыхала, вышла замуж. Немного занималась с детьми в горнолыжной школе. Потом переехали в Москву, у меня появились свои дети. Работала в спортивной школе. Потом – школа инструкторов и работа инструктором. Потом – в федерации. А из федерации я ушла в «Лыжи мечты».
– Как вы там оказались?
– Сергея Белоголовцева я знаю с 1998 года, он работал в Нагано от ТВ-6. Мы и туда летели вместе, и обратно – он нас так веселил, что самолет, бедный, чуть не упал.
Когда я занималась спортом, у меня была мысль: поскольку горные лыжи координационно сложный вид спорта, он должен людям с особенностями помогать – стимулировать их к тому, чтобы физиологически выравниваться. Это была просто гипотеза, просто мысли.
Когда я ушла в декретный отпуск, в фейсбуке увидела пост про «Лыжи мечты». Я написала Наташе, жене Сергея: «Хочу быть волонтером!». У меня никогда не было преграды в общении с людьми, в том числе с людьми с особенностями, меня это не пугало. Я очень хотела этим заниматься. Я прошла инструкторский курс по работе с людьми с ограниченными возможностями здоровья по программе «Лыжи мечты». Потом – выучилась на шеф-инструктора и стала обучать уже других людей.
– Ваше первое занятие? У тех, кого это раньше не касалось, не сразу получается общаться с особенными людьми.
– У меня контакт был. С нами в храм ходит семья, в которой девочка – с синдромом Дауна. Я отношусь к этим людям как к обычным.
Когда я только училась, нам попалась девочка с легкой формой ДЦП. Потом я занималась с мальчиком тотально слепым.
– Как можно кататься слепым?
– Можно. Он же слышит, ощущает, интеллект сохранен. Если не слышит, не видит и интеллект не сохранен – это сложнее. Но тоже можно – мы с такими занимаемся.
Если ребенок не видит и не слышит, но интеллект сохранен, мы общаемся Дактилем. Это азбука пальцами: он кладет ладонь на твою руку, ты пальцами показываешь буквы и он таким образом читает.
С нами занималась женщина, ей 60 лет. Она юридически слепая – видела только в метре от себя – и тотально глухая. У нее был переводчик, мы договорились о жестах, которые будем использовать на склоне. Такой жест – это скольжение, если беру ее руки – переступание, если руки опускаю – это присесть. Так и общались. В итоге мы добились того, чтобы со склона она спускалась самостоятельно. Но она невероятная. Преподает информатику слепоглухим людям. Очень много энергии: кроме лыж, она каталась на роликах и пробовала скалодром.
– Почему лыжи помогают?
– Вот, например, ДЦП. У нас в мозге есть нейроны, ДЦП – это когда часть нейронов нарушены. На горных лыжах мы делаем движения, непривычные в жизни, и заставляем нейронные связи работать в обход, то есть незадействованные нейроны работают вместо тех, которые повреждены.
Если мы берем аутизм, то мы просто даем детям что-то новое. Они живут в своем мире, особенном и нереально сложном, а социализация, общение, движение, позитив позволяют им заглядывать в наш мир.
– Пара примеров прогресса?
– Я всегда повторяю: прогресс у всех разный. Для кого-то прогресс – начать сидеть. Для кого-то прогресс – сказать одно слово. Для кого-то прогресс – просто встать на лыжи. Девочка с синдромом Дауна, про которую я говорила, после лыж начинает больше говорить. Понятно, что она не говорит понятным нам языком, но произносит много новых звуков, что-то поет, она на позитиве. Хотя в процессе она может и плакать, и нервничать, и уставать. Но потом – она говорит. Да, на своем языке, но это прогресс. И он мгновенный.
Есть мальчик Матвей – очень тяжелая форма ДЦП; когда он родился, мог только лежать. Но там очень боевая мама: никаких лежать! Когда он пришел к нам, ему было 4 года. Начинал тяжело: просто висящий мешок на слайдере, даже шлем не могли на него надеть, потому что он падал. Чего мы добились через два года регулярных занятий: он уверенно стоял, держался руками и начал держать голову. Весной прошлого года он встал и мы уже на большой скорости на слайдере с ним ездили.
Несколько человек с ДЦП ездят на лыжах сами – без слайдера. Это ходячие ребята, но когда они только приходили, на лыжах они даже ступить не могли. Сейчас один из них ездил с родителями в горы, сам поднимался на подъемнике, катался там с обычным инструктором.
Екатерина Бабаева, мама Матвея:
– Как человек, занимавшийся спортом – я дзюдоистка – понимаю: поставить ребенка с ДЦП практически невозможно без реабилитации спортом. Решение задач на скорости заставляет быстрее работать мозг. Он начинает не бояться – не бояться принимать решения. Сделать первый шаг от мамы, оторваться от стенки – ужасно страшно. В горных лыжах этот страх получается побороть. Есть ДЦПшки, которые не стоят. Их крепят к слайдеру – специальным ходункам – и заставляют, заставляют, заставляют. Старшие дети – я видела своими глазами – за 10 сеансов становятся из нестоячих стоячими, из неходящих – плохо ходящими.
Олеся – звезда спорта. Обычное отношение звезды даже к человеку, плохо умеющему кататься, – если не пренебрежительное, то снисходительное. Но то, как она нянькается с нашими детьми, это колоссально! При этом у нее все это получается легко и улыбаясь, хотя труд – адов. У меня Мотька первые занятия рыдал – уставал. Чем Олеся его только ни развлекала – и пела песни, и ставила игрушки на склоне, которые надо проезжать вместо ворот. Иногда в «Канте» мы переходим на большую горку, иногда там не работает подъемник. И вот этой хрупкой девочке надо затянуть наверх: себя, 16-килограммового ребенка, который не владеет своим телом, и еще 30 кг тяжелого оборудования.
ДЦП – ладно. Вы побегайте с аутиком. Если с другими можно договориться, то до аутичного ребенка надо достучаться. Он не смотрит на тебя, ему все безразлично. Как говорит моя подруга логопед-дефектолог, к такому ребенку можно найти ключ, но где именно его найдешь – не знает никто. Он может на травку среагировать, на музыку, на восход солнца. Олесе надо добиться, чтобы он дал обратную реакцию, хотя никто не знает, где именно этот ключ находится. Но она – добивается.
* * *
– Пример самой трогательной благодарности?
– Работа с этими людьми – уже благодарность. Когда ты со взрослым человеком занимаешься, он платит тебе деньги, может сказать «спасибо» – вот и вся благодарность. А тут человек тебе часто ничего не может сказать, но настолько благодарит душой, что не передать. У меня есть мальчик с аутизмом – Степа, ему 8 лет. Он меня после занятий целует, это очень трогательно.
– Как вы объясняете своим детям, чем вы занимаетесь?
– Старшая – ей 9 лет – на склоне помогает мне. Она очень вникает, с удовольствием с этими детьми общается, помогает им. Маленькой – 5 лет, она пока просто рядом. У нас был разговор: все люди внутри одинаковые, но оболочка может быть разной. Если какая-то часть тела у него поражена, это не значит, что он плохой – значит, что у него есть какая-то проблема.
В первый сезон у меня было 4 рабочих дня в неделю, при этом в субботу – целый день, 8 часов на склоне. Сейчас у меня пауза. Я травмировала колени: работа тяжелая физически, мышц как таковых нет, месяц ходила на костылях. Поэтому сейчас я больше занята на курсах по обучению других инструкторов «Лыж мечты».
– Важное: все это вы делаете за зарплату?
– Зарплата есть. Но когда я начинала, это были минимальные деньги – у меня даже бензин не окупался. Иногда говорят: ты герой. Да ну. Ты, конечно, понимаешь, что что-то хорошее делаешь, но никакого геройства. Мне это очень нравится. Когда идешь в такой проект, надо делать это с мотивацией – быть волонтером. Заплатят – хорошо. Нет – не важно, ты шел сюда за другим. Я так и шла.
Мой заработок – клуб в Крылатском. Там у меня работают тренеры, я – организатор, методист, руководитель. «Лыжи мечты» – для души.
Наталья Белоголовцева, руководитель «Лыж мечты»:
– Сережа [Белоголовцев] называет всех наших инструкторов очень просто и очень точно: армия добра. Не важно – знаменитый ты спортсмен или нет. Ты нормальный человек и вступаешь в нашу армию добра. Олеся, еще когда каталась, много думала про биомеханику процесса. Мы первыми в мире сделали это открытие – я про именно терапевтический эффект горных лыж, про феноменальный прогресс, которого люди достигают. Олеся догадывалась об этом и раньше, и – так вышло – по окончании карьеры оказалась с нами вместе.
Наши инструкторы работают не в «Лыжах мечты». Они проходят обучение по придуманной нами программе, а потом заступают на работу на горнолыжные курорты, и получают зарплату уже от них. Интерес курортов в том, что они получают дополнительную услугу – специалистов, которые могут работать с особенными клиентами. Если мы берем именно Олесю, первые два года ей платили 200 рублей за занятие. Иногда у нее было по 10 занятий в день – это больше нормы в два раза, но делала она так не из-за 2000 рублей, а потому что к ней стояла очередь детей и она пыталась уместить по максимуму.
Но эксклюзивные специалисты должны получать достойные деньги. Поэтому с этого сезона нам удалось продавить многие курорты, чтобы оплата инструкторов увеличилась – теперь это 1000 рублей за занятие. Кто платит эти деньги? Примерно четверть мы берем на себя, остальное – сами родители. Но, во-первых, эти деньги идут не «Лыжам мечты», а курортам – мы просто организовываем весь процесс. Во-вторых, самая дорогая наша программа стоит 30 000 рублей за курс. Цена реабилитации, которая не связана с горными лыжами, зависит от многих факторов, – вида, продолжительности, диагноза. Но, в любом случае, это в разы больше, чем стоимость курса занятий по программе «Лыжи мечты». Скажем, при ДЦП – это ориентировочно 200-300 тысяч рублей. Поэтому, что дорого, а что нет – решайте сами.
* * *
– Что есть ваша мечта?
– Во-первых, я бы хотела уехать из Москвы.
– Ого.
– Но это не сейчас. Я хочу сделать в Адыгее большой центр, который круглый год будет работать с «Лыжами мечты». Но это настолько нереально сейчас. Там невероятные горы – это Кавказ, это Красная Поляна с другой стороны. Но инфраструктуры – ноль. Я мечтаю, чтобы она появилась. Чтобы делать то же, что и здесь, но только замкнутым процессом – и зимой, и летом. Лыжи, велосипеды, походы. Но пока это – именно мечта.
Светлана Гладышева: «Я октябренок, пионер, комсомолец. Мне было тяжело проиграть американке»
Фото: vk.com/dreamski_ru (1, 5-7); REUTERS; Gettyimages.ru/Mike Powell/Allsport, Mike Powell
Источник:
